Славу создания первых броненосных
кораблей нередко приписывают французскому императору Наполеону III, который,
дескать, был настолько поражен драматическим исходом Синопского сражения, что
немедленно приказал воплотить в жизнь свои идеи о броневой защите кораблей. В
действительности же все было не так. Наполеон III приказал приступить к
постройке трех броненосных батарей за два месяца до Синопского сражения. А
убедил его в необходимости такой постройки главный кораблестроитель французского
флота Дюпюи-де-Лом, который с 1843 года работал над проектом бронированного
парового корабля, вооруженного несколькими тяжелыми орудиями.
По распоряжению де-Лома на полигоне в Винсенне еще до Крымской войны
испытали стрельбой железные плиты, и результаты испытаний послужили основанием
для постройки первых броненосных батарей «Лавэ», «Тоннант» и «Девастасьон»—неуклюжих
деревянных кораблей водоизмещением 1625 тонн. Они были обшиты полосами железа
толщиной 120 мм, вооружены восемнадцатью 240-мм гладкоствольными орудиями и
приводились в движение слабенькой паровой машиной и гребным винтом.
Первое появление этих кораблей вызвало немало насмешек и скептических
замечаний, однако 17 октября 1855 года эти три батареи составили ядро
англо-французской эскадры, которая принудила к сдаче русское береговое
укрепление Кинбурн в устье Днепра. После трехчасовой канонады на русских фортах
были разрушены 29 из 62 пушек и мортир, повреждены брустверы и казематы, 130
человек ранено и 45 убито. В 13.35 Кинбурн капитулировал перед практически
неуязвимым противником. К чести русских артиллеристов, стреляли они отлично: «Девастасьон»
получил 31 попадание в борта и 44 в палубу, «Лавэ» и «Тоннант» получили примерно
по 60 попаданий каждый. Но весь этот меткий огонь оставил лишь десятки
полуторадюймовых вмятин в железной броне французских батарей.
«Всяческих успехов можно ожидать в будущем от этих изумительных машин
войны»,— с энтузиазмом заключал свой рапорт о Кинбурнском сражении французский
адмирал Брюэ. И эти слова положили начало лихорадочному строительству
броненосцев в последующие годы и многочисленным приоритетным спорам, в ходе
которых выяснилось, что Дюпюи-де-Лом идею своего броненосного парового корабля,
вооруженного тяжелыми бомбическими орудиями, заимствовал у французского
артиллериста генерала Пексана. Еще в 1822 году этот дальновидный офицер писал:
«Необходимы короткие пушки большого калибра, стреляющие с больших дистанций по
деревянному флоту разрывными снарядами с большим разрывным зарядом. Необходима
железная броня для бортов военных судов против бомб». Первое предложение Пексана
было принято быстро и повсеместно, и это не удивительно...
Сами по себе бомбы никак не могли считаться новинкой на флоте: они
издавна применялись для стрельбы из корабельных мортир и гаубиц. Новизна
пексановой идеи состояла в том, чтобы стрелять не в палубы вражеских кораблей по
навесным траекториям, а в борта по настильным траекториям. Для такой стрельбы
Пексан разработал так называемые бомбические пушки, у которых казенная часть
была утолщена для придания большей прочности, изменена форма каморы для
размещения уменьшенного заряда, устранено дульное утолщение и для удобства
заряжания сделано расширение канала у самого дульного среза — распал.
Испытания в Бресте и в Кронштадте в начале 1830-х годов показали, что
разрыв бомбы в борту деревянного корабля делает брешь площадью более квадратного
метра и что на дистанциях 500—1000 м деревянный корабль может быть потоплен
20—25 выстрелами бомбических пушек. В результате пексановские пушки быстро
распространились на кораблях ведущих флотов, в том числе и на русских.
Что же касается второго предложения Пексана — железной брони,— то о нем
забывают почти на двадцать лет. По мнению некоторых специалистов, это произошло
потому, что французский морской министр адмирал Мако, проверив идею Пексана и
убедившись в высокой эффективности брони, тщательно засекретил результаты
испытаний, с тем чтобы в случае войны с Англией внезапно забронировать
французские корабли. Так ли было на самом деле, теперь выяснить трудно, но факт
остается фактом: о броне заговорили только через двадцать лет, в связи с
испытанием, проведенным в Англии в конце 1840-х годов.
«Владычица морей» пристально следила за новинками в военно-морском
вооружении, которые могли угрожать ее могущественному флоту. И когда до англичан
доползли слухи, что в других странах ведутся работы над броненосцами, могущими в
мгновение ока свести на нет боевую ценность деревянных линейных кораблей и
фрегатов, они поспешили проверить их достоверность. С этой целью в 1849 —1851
годах на железном судне «Самум» была установлена двухслойная броня из 6,4-мм
железных листов, которую подвергли обстрелу ядрами и бомбами из 163-мм пушек. И
оказалось, что ядра, пробивая железный лист, порождают рой губительных осколков
весом до 1 кг. Их устрашающий вид и рваные зазубренные края поразили участников
испытаний, и в английском флоте сложилось резко отрицательное мнение о ценности
брони. «Лучше получить аккуратное пулевое ранение, чем рваные и часто
неизлечимые раны, которые причиняют осколки, вырванные из железных бортов»,—
писал один из английских артиллеристов.
Так, за осколками английские эксперты просмотрели два принципиально
важных обстоятельства. Во-первых, даже удар о тонкую броню нередко раскалывал
бомбу до того, как она взрывалась, что спасало корабль от разрушительного
действия бомбических пушек. А во-вторых, англичане не догадались довести толщину
броневых листов до такой величины, при которой ядро оказывалось не в состоянии
пробить их. Сделать это ухитрились французы, и боевой опыт Кинбурна дал
убедительное подтверждение ценности брони. В январе 1857 года Франция прекратила
постройку деревянных линейных кораблей, а Дюпюи-де-Лом получил задание на
проектирование первого мореходного броненосца. Им стал «Глуар», спущенный на
воду в 1859 году.